–…та, – договорила Софи и гневно взглянула на призрака, одновременно пытаясь сообразить, что у него на уме на этот раз. А соображать следовало быстро. Софи не сомневалась, что времени на раздумья такой импульсивный человек, каким был Кровавый Барон, ей оставит немного.
«Сколько продлится пауза? Минуту? Две? Вряд ли больше», – решила Софи.
Пусть полужизнь призраков продолжалась веками. Те из них, кто сохранил почти прижизненный разум, не становились от этого ни рассеянными, ни уставшими, как люди, слишком долго прожившие на свете. Долгое время для Софи оставалось загадкой, устают ли призраки. Со временем, общаясь временами с Серой Дамой и профессором Холлиуэлл, когтевранка пришла к отрицательному выводу. Призраки столетиями, а иногда и тысячелетиями оставались более или менее точной копией себя в момент смерти, и усталость им не была свойственна. Разве что скука.
«Итак, что мы имеем. Надеяться на то, что Кровавый Барон устанет нам мешать своим воем и бряцаньем вериг, бессмысленно. При жизни ему не была свойственна усталость, ведь умер он зрелым мужчиной, но не стариком. Напугать или расстроить его тоже вряд ли получится. Барон – не погибшая в стенах школы младшекурсница, он и при жизни был бесстрашен, а теперь и подавно. Король ужасов Хогвартса, предводитель всех школьных призраков, наводящий страх на всю школу… Что же может его остановить?»
Мысли проносились в голове Софи так быстро, что она едва успевала осознавать, о чём, собственно, думает. Мозг как будто сам перебирал нужные воспоминания, какие-то обрывки разговоров, строки из учебников, отметая лишние варианты. Но нужного решения не находил. А время и не думало останавливаться.
«Как побороть призрака, как договориться с призраком, психология призраков, как рассеять призрака…».
Софи, словно карточки каталога в библиотеке, перебирала в уме обрывки информации, давным-давно забытой за ненадобностью. В общем-то, когтевранка не разделяла, мягко говоря, прохладного отношения многих учеников к призракам вообще. Если, конечно, можно назвать суеверный ужас, отвращение и стремление оказаться как можно дальше от полупрозрачного бестелесного субъекта «прохладным отношением». Наверное, поэтому раньше она не придавала значения тем знаниям, которые были направлены на противодействие этим удивительным существам. Но Кровавый Барон к «призракам вообще» не относился. Когда Софи видела его в башне, она всегда испытывала довольно неприятные чувства. И это притом, что он ни разу не проделывал с ней своих фокусов вроде внезапных появлений из-за угла или хождения сквозь неё! В нём было что-то неприятное. Не мерцающая серебром кровь, не тёмные провалы глаз, не леденящий холод, от него исходивший. Ей казалось, что он неприятен ей как человек. Даже если бы он был жив, Софи не смогла бы не выделить его среди всех остальных.
Выделить среди прочих лишь для того, чтобы держаться от него как можно дальше. Заключалась ли причина этой неприязни в его приверженности к чистоте крови? В его несдержанности, властности, жестокости? Вряд ли. Кровавый Барон был своего рода сердцем Слизерина. Но сердцем чёрным, лишённым сострадания и тепла. Софи много раз слышала легенду о его несчастной любви, но придерживалась на этот счёт своего мнения. Если он когда-то и был способен любить, то напрочь утратил это качество после окончания земной жизни.
«Когда-нибудь я прочту в «Вестнике магических наук» длинную статью на тему посмертных изменений личности», – подумала Софи с иронией. – «Если только сама не напишу её раньше».
Взглянув исподлобья на призрака, когтевранка почувствовала внезапное озарение. Раньше мысли вертелись по кругу, не находя выхода, как вода, поднявшаяся до самого края высокой плотины. А теперь они, разрушив преграды, соединились в одном мощном потоке. Нет, не только за жестокость и злой нрав девушка так ненавидела человека по прозвищу Кровавый Барон. Всё, что она о нём знала, не складывалось в единую картину, и тому была причина. Всего одна простая мысль, которая меняет всё.
Ощутив внезапный порыв ярости, Софи обернулась к Фоксу, чтобы поделиться с ним своим открытием.
